Архангельск. Набережная Северной Двины, дом 100
Адрес: г. Архангельск, наб. Северной Двины, д. 100
На здании размещена мемориальная доска:
В этом доме с 1986 по 1998 гг. жила учёный, общественный деятель, Почётный Гражданин города Архангельска — Ксения Петровна Гемп (1894-1998 гг).
Архангельский «Дом на набережной» (по материалам книги «Путеводитель по Архангельску или нескучная прогулка по любимому городу с ироничным дилетантом / Н.Н. Харитонов. — Архангельск: ООО «АрхПресс», 2010. — 271, [1] с.»):
Последний советский дом на набережной. «Квартирный вопрос их испортил». За что председателя телевидения лишили работы. Герои перестройки. Как Архангельск узнал, что такое гласность. Бестужевка Ксения Петровна Гемп.
Сей, уже традиционно не блещущий архитектурными изысками дом под №100 — последнее жилое строение, что оставила на набережной советская семидесятипятилетка. Этой шестиэтажкой закончился и социализм, и непостроенный коммунизм, да и весь век большевиков в Архангельске. С ее же помощью архангелогородцы впервые узнали, что за зверь такой: «перестройка и гласность в действии». Горбачевская перестройка в нашем городе началась с последнего крупного социалистического скандала, связанного с распределением жилья в пору, когда коммунисты предписывали человеку ютиться на девяти квадратных метрах, не более. Большее — непростительное буржуазное излишество и пережитки недобитого капитализма, за это — всеобщее презрение, политическая смерть и вечное забвение. Короче, не пустят в светлое будущее.
В красном веке светлого будущего под одной крышей ждали чаще сразу четыре поколения, живя «патриархальным укладом». Парализованная прабабушка, измочаленные посменной работой пилоставами, стивидорами или штукатурами-отделочницами родители, дети-пэтэушники (власть из-под палки, но учила всех поголовно), для полного комплекта случались и орущие грудные младенцы. Всё это обитало в одной квартире исключительно потому, что лишний метр жилья в СССР дозволялся лишь профессуре и партбоссам — для домашнего кабинета, да еще туберкулезникам. Считалось: в отдельной комнате чахотку можно изолировать от общества. Вот такое странное избранное общество, имеющее право на блага: благородный ученый червь, политический цербер и харкающий кровью чахоточник. В противном случае новое жилье не светило. Так поколениями и обитали в общей на всех квартире: умирали одни, рождались другие. Пресловутые девять квадратных метров площади на человека, как вечное проклятие народов СССР. И на тебе, в прекрасном месте, на берегу реки, измученный продовольственными очередями Советский Союз построил архангелогородцам последний советский дом. Что тут началось! Вселиться жаждали, но понимали: счастье ожидает избранных. Так случалось со всеми элитными домами. Надо же тому статься, именно в то время последний главный коммунист СССР Горбачев в Питере, на углу Лиговки в уличном разговоре с ленинградцами объявил о том, чему суждено навсегда потрясти мир, перевернуть российскую жизнь и, как апофеоз, развалить Советский Союз. Горби произнес: «Перестройка». Робко потянуло ветерком дозволенности, и журналист государственной телерадиокомпании «Поморье» Стас Новицкий снял сюжет о том, что некоторые новоселы имели на семейную душу больше законных девяти советских метров.
Председатель Архангельского телерадиокомитета, вселившийся в квартиру сталинки, у Вечного огня, после того, как ту освободил, переехав в новый дом на Набережной, 100, известный архангельский актер телесюжетец посмотрел и… запретил выдавать в эфир. Эх, знал бы, где упасть, соломку постелил. Не учуял босс новых веяний. Крамолу не просто велел положить на полку, потребовал размагнитить. В перестроечном экстазе секретарь парткома телевизионщиков Галя Ковалева, уже телевизионный мэтр, пленочку трогать не рекомендовала. Просьбу исполнили, заодно и вынесли сор из телевизионной избы. История попала к московским шефам государственной телекомпании «Поморье». Тем провинциальные страдания до лампочки. Начальники заселились?! А врезать начальникам! Перестройка же! Гласность бушует. Так передача вышла в эфир. Архангельский народ не верил глазам и ушам: неприкасаемых пороли публично, телевизионно!
Нынешние хозяева жизни и глазом бы не моргнули, бровью не повели: подумаешь, телетреп. Но еще советский обком КПСС доживал по брежневским понятиям: прошляпил? наказать! Кто не пускал? Председатель телекомитета? Уволить председателя! И уволили. Правда, вышло совсем уж по-дурацки. Коммунисты архангельского телевидения, осознав, что натворили, заседали с 9 утра до 9 вечера. Все надеялись: начальника оставят. Дядька-то был совсем не вредный. Ну, перестраховался, с кем не бывает. Наивные. Это потом все поймут: гласность — что ветер в поле. Пока же Галину Ковалеву в день трижды прошвырнули на черной обкомовской «Волге» до обкома партии:
— Кончайте жевать сопли. Хватит интеллигентской тягомотины. Сказано — уволить, значит уволим.
Так бедолага телепредседатель получил элитное жильё в сталинке, но не вписался в горбачевский поворот истории и оказался первым архангельским публично пострадавшим от гласности. А Стас Новицкий стал первым архангельским героем перестройки. Город же впервые почуял, что за зверь такой — «перестройка и гласность».
Сегодня все те взрослые дядьки и тетьки наверняка не тратили бы время впустую, не щекотали нервы друг другу и телезрителям. Глупость случившегося на телевидении очевидна. Отрицательные герои передачи вовсе не были таковыми. Разве не имела право на нормальное жилье удивительная женщина-врач, построившая Архангельску онкологический диспансер, жившая в ту пору под одной крышей как раз с теми самыми несколькими поколениями одного рода? И даже старый актер, перебравшийся из благородной сталинки без лифта в советский лифтовый комфорт? Правда, после сего риэлтерского предприятия старче благополучно покинул благословенный Архангельск, предпочтя жилье скромнее, пусть и не в видимости кремлевских куполов, но все равно московское. А все пресловутые советские девять метров. Сейчас не то, что вслух произносить, думать о них смешно.
…Дом с десятилетиями не похорошел. Типичная, особо ничем не примечательная советская коробка. Что до жильцов, здание интересно разве тем, что в одной из его квартир жила скромная бестужевка, знакомая знаменитого узника Соловецких лагерей Дмитрия Сергеевича Лихачева, коего при жизни считали честью и совестью советской интеллигенции, женщина-ученый, исследователь флоры поморского побережья Русского Севера Ксения Петровна Гемп.
Добавить комментарий